Они в те времена были очень выразительные и невероятно сильные, вследствие чего, укоренились в социуме настолько прочно, что мы до сих пор в очень значительной мере не можем от них избавиться. Речь идёт о том, что в средние века любая дама воспринималась, прежде всего, в двух ипостасях. Она считалась, либо матерью, либо источником греха, ещё точнее, конечно же, однозначно плохого мужского грехопадения. Только такое отношение к женщинам, с одной стороны, позволяет обществу не вымереть, так как оно продолжает плодиться и размножаться, а с другой стороны, всегда однозначно и бесповоротно делает жизнь социума очень жестокой, полной нескончаемого обмана и невероятно отсталой. Средние века в полной мере соответствуют данному описанию.

Незавидная женская участь.

А потому, если в них и присутствовали некие писательницы женского пола, то творить им позволялось только в тогдашних ментальных рамках, в которых полноценным олицетворением человека был, конечно же, исключительно мужчина, по совместительству являвшийся главным божеством, коему буквально все были обязаны поклоняться. При наличии такого явно выраженного социального центра мира, конечно же, никак нетерпящего возражений по поводу своей единоличной и безраздельной власти, всем, кто хотел заниматься литературным творчеством, ничего не оставалось, как описывать перипетии мужского бытия, в том числе, божественного. Ну, а поскольку мужи, жившие в те жуткие времена были откровенно увлечены лишь страданиями, вплоть до того, что невероятно страшными и губительными, переживание которых они называли подвигами, доблестью, присваивая таким событиям любые высшие регалии, знаки почёта и т.д., то совершено не стоит удивляться тому, что в средневековье в сфере писательства царило одно сплошно превознесение героических мучений, ко всему, само собой разумеется, ещё и любовных.

При таких раскладах, как ни крути, но нет никакого смысла говорить всерьёз о женском следе в литературе. Ибо, как он мог получиться? Вот. Никак. Ведь, если всё общество умышленно делится на тех, кто страдает и до поры свои проблемы превозмогает, а также на тех, кто не выдерживает гнёта истязаний, падая и умирая от их последствий, то что мог написать по поводу такой социальной жизни, её идеалов, её перспектив тот, кто, живя в средние века, брался за перо? Ему или ей ничего не оставалось, как ваять образы, или героев, или мучеников, а лучше наиболее почитаемых героев-мучеников. Иные персонажи в тот тёмный и, как ни крути, очень злой период истории, банально, не просто не котировались, но и подвергались презрению, вследствие чего, попытки их изображения не сулили ровным счётом ничего хорошего. А потому понятно, что, если та или иная средневековая дама, неким буквально чудесным образом заслуживала право писать, причём, так, чтобы её труды были доступны обществу, то она без раздумий сходу старалась максимально уподобиться мужчине, после чего, излагала только то, что ему могло понравиться, ну или то, против чего он хотя бы не станет возражать.